
Об авторе: Борис Евгеньевич Кириляк родился в с. Кринички (в то время — Песчанского района).Закончил электро-механический техникум в Кишиневе и проработал в этом городе 42 года на разных должностях.Хобби- изобретатель, историк.В 2011 г. вернулся в родные края. «Раскопал» в архиве родословную своей семьи «до седьмого колена» и одновременно историю с. Кринички, которое официально ведет летоисчисление с 1792 года. Б.Е .Кириляк уверен, что село намного старше .В данное время он проживает в с. Гольма.
Хронометрическая справка
Написана 15 мая 1946 г. с. Кринички
Село Кринички Песчанского района Одесской обл. было занято немецко-румынскими захватчиками в 7 часов вечера 27 июля 1941 года. С первых дней оккупации оккупанты начали наводить «новые порядки» для того, чтобы никто не мешал им в наведении этих порядков, румынская жандармерия стала брать на учет коммунистов, комсомольцев, Совактив, проводили аресты партактива, издевались над мирными гражданами. Для проведения этих мероприятий оккупанты избрали из антисоветского элемента старосту примарии, старост сельхозобщин, которым передали власть села и под своим контролем проводили грабеж…»
Вот такой документ я нашел в облархиве в Одессе. Он почти ничем не отличается от тех, что напечатала газета “Ваш интерес” по Балтскому району. Кое с чем можно поспорить. Ну, например: колхозников избивали за то, что опаздывали на работу. Ну, ударил прутом по пятой точке – и иди домой. Советская же власть не била, а судила. Мой друг детства и тезка женился до армии на девушке Юле из соседнего села Крижовлин , стал работать в колхозе и жить у Юли. Дело было весной, в марте, молодой парень имел неосторожность проспать на час на работу. Но руководство колхоза усмотрело в этом другое, и приписали ему статью : срыв весеннего сева чуть не по всей области. Парень вынужден был уехать из села в Казахстан -на целину. Там работал в совхозе. Но здесь о нем не забыли. Через год (!) пришла туда бумага, кто такой Еромин. Хорошо, что в совхозе был умный председатель и не пустил это дело дальше.
- * * *
Время отдаляет нас от тех дней, когда старшие называли их послевоенными, а потом голодными. Все меньше остается нас, детей войны, у кого еще сохранилось то время в детской памяти.
Когда началась война, мне не было и двух лет. Я ничего не помню о начале войны и годах оккупации. Позже, из слов матери и старшего брата, из записей Валентина Хмеля, моего соседа и старшего друга детства, от старших криничан, я узнал о начальном периоде войны. Когда пошел слух, что в нашем селе Кринички будет бой, отец с двумя детьми от первого брака, с коровой и пожитками прятались под соседним селом Ухожаны ( сейчас Новополь) .Я тоже был с ними. Меня, вероятно, вели за руку по пшеничному полю, так как я помню колоски над головой. Жили в бывшей овчарне вместе с другими односельчанами. Мать с моей сестрой, которой было пять месяцев , и сестрой моего отца, ушли в село Плоское, где она родилась и где жила вся ее родня. Когда подрос, мама рассказывала мне, как они добирались туда:
– Шли мы пешком 12 километров. Уже когда показалось село, сели на покинутый в поле культиватор,чтобы отдохнуть и покормить грудью малышку. Когда немного отошли – на место отдыха упал снаряд. Стреляли из села, видно, хотели нас напугать. Уже при въезде в Плоское нам навстречу выехал мотоциклист с солдатом. Они нас не трогали, развернулись и ехали помалу сзади . В селе было полно немцев. Солдаты ловили курей, а женщинам пришлось их готовить.
Мои родные жили там, пока немцы не пошли дальше. В Ухожанах отец с детьми тоже был недолго. Вскоре люди вернулись по домам . В нашем селе осталась румынская администрация и всю власть в селе осуществлял один жандарм. Звали его Христин. Он был добрым и порядочным человеком. Даже когда партизаны хотели с ним расправиться – жители села его отстояли. Румыны сохранили колхозы, поставили во главе старост.
Старосты избирались, а потом назначались по согласованию с населением. В нашем селе это были Белоус Антон Денисович и Завалевский Алексей Данилович. Работали они не с целью выслужиться перед новой властью, а ради сохранения колхозов и имущества. Они помогали, как могли, выжить вдовам и местным партизанам отряда «Буревестник».По рассказам жителей, каждую неделю партизаны брали два бидона молока и десять буханок хлеба. Хлеб пекла моя родственница Прасковья Кириляк. Командир отряда Омельян Мищук был убит в день освобождения села.
А вот староста села П. А. был жестоким, пропьянствовал все годы оккупации, издевался над жителями. После восстановления советской власти был осужден на 10 лет и там где- то погиб на лесоповале. Старост Завалевского и Белоуса при освобождении территории НКВД не репрессировало. Как обычные люди они были призваны второй мобилизацией в действующую армию в 1944 году и благополучно возвратились домой после войны.
- * * *
Мой односельчанин Сергей Яковлевич КОНОВАЛЬЧУК, который был мобилизован в июне 1941 года, вспоминал:
– После митинга возле школы мы были мобилизованы и отправлены в воинскую часть в соседнюю Кодыму. Не успели нас переодеть, как началась бомбежка с воздуха. Горела вся территория части, горели склады с новым обмундированием. Мы без оружия сбились в группы и не знали, что с нами будет. Некоторые начали лишать себя знаков отличия. Военные срывали петлицы, медали и т.д. Я зарыл в землю свой значок ГТО, на всякий случай. Растерянность полная.
Мы не знали , что за короткое время один за другим населенные пункты были оккупированы врагом. Из прессы о том времени я узнал, что необходимость вести бои с «перевернутым» фронтом привели к перемешиванию войсковых частей, дезорганизации управления корпусами, дивизиями, частями. Частые нарушения связи во всех звеньях приводили к тому, что приказы вышестоящих штабов попадали в подчиненные части с большим опозданием или вообще не доходили, в связи с чем срывались намеченные мероприятия. Иногда распоряжения в войска передавались по телефону открытым текстом, чем нередко пользовался враг, сразу реагируя на планируемые советским командованием операции.
Так я оказался в плену и увидел немцев. В черных касках, в серо- зеленых мундирах с карабинами за плечами, с биноклями и автоматами на груди, с закаченными рукавами, с песнями. Немецкие солдаты на нас, казалось, не обращали внимания. Но затем нас построили и приказали идти рядом с дорогой, по которой двигались машины, танки, мотоциклы. Их отношение к нам было неоднозначным. Одни махали кулаками, наводили на нас автоматы, другие кидали нам галеты. Многие играли на губных гармошках. Ну, точно как в кино. Под Днепропетровском нас разместили в лагере, огороженном колючей проволокой. Через некоторое время объявили, чтобы мы привели себя в порядок, так как завтра приедет и будет говорить с нами большое начальство. Одежда была как у кого. Те только в рубашке с одним рукавом, иные в шинелях, пиджаках… Кто в чем. На завтра мы выстроились, подровнялись. Явился генерал с бумагой в руке и приказал: кто из Одесской области- выйдите и постройтесь отдельно. Когда мы выполнили приказ, он сказал,что наша область освобождена от коммунистов, мы свободны. Мы получили документы, сформировались по группам, кому в какую сторону- и разошлись.
Не обошлось без курьезов. Увидели кукурузное поле. Наелись кукурузы молочной спелости и нас охватил понос. Идем дальше. В лесу увидели машину с вышкой и работающим движком – и никого нет вокруг. Обошли и пошли дальше. Добрались до Первомайска Николаевской области, там показали документы на переправе через реку и нам немецкие солдаты помогли переехать на правый берег. А – там домой, кто куда. Так окончилась моя первая мобилизация.
- * * *
Шел 1944 год. Наше село было освобождено 23 марта. А перед этим немцы отступали после Корсунь-Шевченковского котла. Мне рассказала библиотекарь нашего села Нина Ивановна, что ночью в их хату вошла группа уставших немцев , попросили поесть.Ее мать взяла два гладущика кислого молока со сметаной, вылила в большую миску и так они голодные ели его с хлебом.
Через несколько дней в село зашли солдаты Советской армии. Мне запомнилась полная хата спящих воинов. Возле печи была лежанка, там спало несколько солдат и санитарка. Мы с сестрой на печке чего-то не поделили и кружка с молоком из гильзы от снаряда упала на спящую санитарку. Та схватилась, резко подняла голову, посмотрела на нас и снова уснула . Видно, не одну ночь провела без сна.
Утром все ушли, пришли другие. Спали все в хате, не было места даже где пройти . Однажды меня мать вывела во двор и сказала: « Посмотри, это наших в лесу бомбят.» Я увидел, как над Ракулянским лесом кружилось несколько самолетов и слышны были взрывы бомб. Уже много лет спустя я читал книжку ( автора не помню) «Истребители». В ней писалось, что летчики возвращались с разведывательного полета из Белгорода – Днестровского и восточнее села Шляховое увидели бомбежку немецкими бомбардировщиками наших войск . Они развернули свои истребители и разогнали их. Село Шляховое – в четырех километрах от нашего села, с другой стороны указанного леса. Этот бой я видел тогда в 1944 году.
Однажды мы с матерью шли мимо главной дороги и там я увидел, как двигалась длинная серая масса машин, повозок и солдат. Был март , очень много грязи. Потом много солдат останавливалось у нас передохнуть, да и не только у нас, а в селе. Помню, одни зашли и пекли блины. Когда уходили, у каждого висела на поясе кружка с блинами. Все двигались на запад.
В эти тяжелые времена юмор и шутки тоже имели место. К пекарю блинов подходит солдат и говорит: « Слушай, пекарь , давай поспорим. Сколько ты будешь печь- я все съем.» И поспорили. Тот печет, а тот- ест и ест. Наконец пекарь сдался: « На, съешь меня, кастрюлю ешь, обжора!». И отбросил пустую сковороду. Этот случай мне рассказала мама.
23 марта для нашего села война завершилась. Началась работа полевых военкоматов, вторая мобилизация. Тут подбирали всех. Сергей Яковлевич Коновальчук вспоминал, как он пришел к военкому и сказал , что у него умерла жена, осталось трое маленьких детей и старая бабушка.
Спросил, может ему положена отсрочка. Ответ военкома оставим за полями данного рассказа…
Хорошо помню прощание с отцом. Плакали-кричали его старшие дети. Я сидел на припечке. Папа подошел ко мне и обцеловал всего. Мне было четыре с половиной года, одной сестре – три , другой – около двух лет. Войсковая часть отца еще базировалась в районе, так его на ночь пустили домой. Затем он еще раз пришел уже с мешком с тремя снарядами. К подноске боеприпасов, кроме солдат, привлекалось население. Люди несли их до границы своего района, а там передавали соседнему району.
После той ночи отец больше не возвращался. Писал письма. Помню, он написал, чтобы выслали обведенные на листе бумаги руки детей. Старший брат обводил мою руку на листе .Последнее письмо пришло из Бухареста .Погиб он в Трансильвании. Остался только на фотографиях. Мы росли без отца , который до войны работал учителем в сельской школе.
Трудно было матери одной с детьми. Двое – 13 и 15 лет- дети отца от умершей первой жены, и нас трое – я и две сестры. Однажды съехались все мамины братья и сестры. Чтобы матери стало хоть немножко легче, старший брат Степан Федотович решил наименьшую девочку усыновить и забрать к себе, так как у него своих детей не было.
- * * *
… Село вернулось к мирной жизни. Залечивали раны войны. Но пришла другая беда: остались неразорвавшиеся мины, снаряды . В наших Криничках по низине текла речушка. Играя в ней, мы нашли ракетницу. В нашем саду нашли ствол немецкого пулемета. Среди нас , подростков, ходил странный порох- разноцветные колечки, как макароны разных цветов- и горел он интересно. Ложка такого пороха – два рубля. А так как денег не было, то многие искали снаряды и мины, разбирали их из-за пороха.
Однажды ребята пасли коров в небольшой роще в двух километрах от села и нашли снаряд. Крутили, стучали по нему камнями, но разобрать не смогли. Пришли к кузнице, чтобы взять инструмент, а она закрыта на обед. Они ждать не стали, залезли внутрь и взяли молоток и зубило. Петя и Толя взялись в овраге добывать порох. Недалеко от рощи в поле работали женщины. Когда услышали взрыв- мать Толи, почувствовав неладное, бросила сапу и побежала туда. Но было поздно.
На похороны пришла вся школа. Был митинг, выступающие говорили детям о взрывоопасных находках, игры с которыми заканчиваются печально. Больше в нашем селе такого не случалось. Наверное, этот урок пошел на пользу. Я тоже был на похоронах. Анатолий был весь в бинтах, собран из частей, Петя – черный от пороха.
И еще был случай: Между лесом «Бондарево» и «Нагайове» пахали поле. Плуг выгорнул мину из земли. Прицепщиком был Федя Загородный и увидел ее. Когда закончили пахать, он рассказал о находке старшему брату, тот еще кому -то. Мне рассказал об этом мой друг детства Шура Браславский, он там был. Однажды все собравшиеся ребята пошли на то место в поле. Нашли ту мину и еще три , положили в мешок и понесли в «Нагайове». Нашли старый кагат ( яма, где зимовала картошка), положили мины, нанесли хмызу и подожгли. Затем разбежались, залегли и стали ждать. Долго ждали,а взрыва нет.Сообразили : костер не разгорелся. Мальчишки вернулись и подожгли опять, а сами спрятались за толстые дубы. И вдруг…. Адам Матвеевич, сторож леса, увидев дым, пустился идти прямо к костру. « Мы стали кричать,- продолжал Шура: « Адам Матвеевич, там — мины! » Он сразу не понял, продолжал идти. Закричали сильнее, и он услышал, увидев канаву – лег в нее. И в этот момент раздался взрыв. К счастью , никто не пострадал.
Видимо, сторож заявил в сельсовет , потому что приехал участковый Галынский и вызывал нас по одному на беседу. Но все обошлось, -закончил рассказ друг Шура,- пострадавших нет.
Это было проблемой не только нашего села. Поэтому ездили по селам военные и собирали неразорвавшиеся боеприпасы. В нашем селе нашли семь штук. Один большой, военные назвали его «хороший кабанчик». Взорвали их за селом. Я смотрел издалека. Видовище не из приятных.
И еще из воспоминаний Сергея Яковлевича КОНОВАЛЬЧУКА:
-Шел последний год войны. «Старуха с косой » дважды стучалась ко мне. Бои шли уже в пригородах Берлина. Подошли мы к переполненной водой речке, надо перебираться на другой берег. Нашли лодку, сели в нее 12 человек и поплыли. Впереди была бывшая паромная переправа. Когда ее разгромили, трос упал в воду и его не было видно. На него быстрым течением занесло нашу лодку. Она ударилась днищем и перевернулась. До смерти – секунды. И вдруг моя рука схватилась за трос, на размышление- доли секунды: если двигаться вверх- это спасение! Схватился и второй рукой, стал двигаться по тросу вверх, цепляясь еще и ногами. Когда моя голова показалась над водой, меня схватили наши солдаты и вытащили на берег. Из 12 человек спаслись трое.
Мой последний бой был 10 апреля 1945 года. Шел он в лесу или в саду, мы перебегали от дерева к дереву и стреляли. В одной перебежке я почувствовал сильный удар в бедро и свалился на землю. Как выяснилось потом, пуля пробила трофейную сумку и кость бедра. С этим ранением меня эвакуировали в Свердловский госпиталь и война для меня закончилась. Дальше – лечение и возвращение домой живым в мирную жизнь. А пробитая трофейная сумка и сейчас сохраняется у меня. Я привез ее домой как память о тех военных днях.
Когда Сергея Яковлевича не стало, я спросил его жену о той сумке. « Она рассыпалась,»- был ответ.
Борис КИРИЛЯК.